Ложе из роз - Страница 50

– Это Молли, – сказал Ник.

Он двинулся к Хоуп, и Молли последовала за ним.

– Да она совсем малышка, – пробормотала Хоуп, поглаживая мягкий трепещущий комочек у своих ног.

– Ей четыре месяца. – Ник тоже опустился на колени, уютно устроившись среди цветов. – Хоуп?

– Да?

Ник не продолжил разговор и лишь молча улыбнулся. Прикасаясь к Молли, глядя только на Молли, Хоуп думала о Нике. Ник был ее другом, и она была рада видеть его.

– Значит, – сказала она наконец, поднимая голову, – ты теперь здесь.

Как и ты.

– Да, я здесь, – ответил он тихо. – Ворота были открыты, и я въехал прямо сюда. Вот место так место!

– Это свадебный подарок Чейзу от моей матери. Сейчас его отделывают, так сказать, последние штрихи. Мама хочет понаблюдать за этим. Кстати, ты ее видел?

– Нет. Я припарковал свой фургон и пошел туда, откуда, как мне показалось, открывается самый красивый вид.

Хоуп перевела взгляд с ярко-синих глаз Ника на панораму Напа-Вэлли, сверкавшую под лучами сентябрьского солнца.

– Здесь здорово, верно?

– Верно, – согласился Ник, все еще не в силах оторвать взгляда от волос цвета корицы и изумрудных глаз, светившихся радостью.

Когда же это ему наконец удалось, он открыл рюкзак, который принес с собой, и из самого глубокого кармана извлек фляжку с водой, красную миску из пластика и маленький мешочек сухого корма.

– Прекрасное место для дневной трапезы Молли.

– Столь же подходящее и для того, чтобы выкурить сигарету…

– Может быть, но только я больше не курю.

В глазах Хоуп мелькнуло удивление.

– Не куришь?

– Ни одной затяжки.

– Из-за Молли, – сказала Хоуп. Это был не вопрос, а заключение.

Ник не стал возражать по поводу столь странного утверждения. На самом деле он перестал курить задолго до появления Молли, потому что каждый раз, зажигая сигарету, он видел серьезное лицо Хоуп, в котором читал беспокойство за себя. Ему очень недоставало его маленького друга, и чем дальше, тем больше его снедала тоска по ней.

Поговори со мной, Хоуп Тесье.

Поговорить?

Это было так легко для нее четыре года назад, а теперь… Что могла она сказать такого, что заинтересовало бы его?

Некоторое время они сидели молча, не в силах преодолеть смущение. В воздухе вокруг них порхали бабочки, пели птицы, и трава под осенним солнцем переливалась золотом, а на ней крошечное существо лакало свежую воду из своей миски. Потом Молли принялась громко хрупать гранулированным кормом, который Ник давал ей из руки.

Когда Ник наконец заговорил, голос его звучал слегка хрипло, будто долгое путешествие по одинокой жизни обожгло и иссушило его глотку.

– Вот она какая, Черная Гора, – оглядываясь вокруг, произнес он.

– Да, – ответила Хоуп тихо и с облегчением. Теперь речь ее полилась сама собой, и она даже не старалась ее сдержать. – Я приходила сюда в детстве с Чейзом и гран-пером.

– С гран-пером?

– Ну да, с моим дедушкой. Он верил, что можно выращивать виноград на горе.

– И вы смогли, то есть он смог?

– Не знаю, – пробормотала Хоуп. – Он умер.

– Гран-пер, – тихо повторил Ник. – Ты никогда не рассказывала мне о нем. Может быть, расскажешь теперь?

– Тебе в самом деле интересно?

– Очень.

Гран-пер.

Ее сознание затопили образы – картины прошлого. Целый водопад воспоминаний и радости.

– Он был замечательный – такой нежный, добрый. Вел он себя так, что мы все чувствовали себя его детьми, его внуками…

Она задумчиво склонила голову, и копна медных волос упала ей на лицо, будто она хотела отгородиться от него, чтобы не делиться с ним своими далекими воспоминаниями о любви.

Но она была благородна, эта маленькая балерина. Она подняла глаза на Ника, и завеса упала.

– Итак, сэр? – пробормотала она.

– Сэр? – удивился Ник.

– Это одно из любимых изречений гран-пера. «Итак, сэр», – говорил он мне, и, конечно, я всегда хихикала. А он ждал, терпеливый и улыбающийся, пока я успокоюсь. Мы знали, что, когда гран-пер начинал фразу этими словами, дальше должно было последовать что-то очень важное.

– Скажи мне что-нибудь очень важное сейчас. Итак, сэр?

– Итак, сэр, я верю, я знаю, что лозы выживут, что виноград будет расти и плодоносить на этом склоне горы, питаемый туманами и радугами. Звучит как сказка, да? – Хоуп склонила головку, будто стараясь включить и его в эту сказку.

Увы, Ник не мог разделить с ней ее волшебство. Но в обмен на ее откровенность он сам готов был рассказать ей кое-что.

– Однажды я встретил человека, который тоже говорил: «Итак, сэр». Его звали Хэнк. Он научил меня обращаться с лошадьми, объезжать их и ездить верхом.

– И когда Хэнк говорил «Итак, сэр», ты знал, что это нечто важное.

– Очень важное, – согласился Ник.

Снова наступило молчание, но Хоуп на этот раз заговорила первой:

– Ты заметил, что я немного располнела?

Ник внимательно оглядел ее.

– Потому что ты была одинока?

Одинока.

Та же причина, по которой она поделилась с ним своими горестями на чердаке, заваленном золотистым сеном, там, в лагере. Помнил ли он то лето?

– Думаю, да, – немного помолчав, ответила Хоуп.

Она знала, почему человек начинает есть слишком много: печаль, отчаяние, безнадежность и еще миллион других причин, и все они у нее были в последние четыре года.

– Просто не было особого смысла оставаться стройной, – призналась она тихо. – Моя мать была так разочарована, когда увидела меня после лета, проведенного на ранчо.

– И что она сказала?

– Да по правде говоря, ничего, но…

Хоуп давно научилась распознавать малейшие признаки недовольства матери, каждую морщинку на ее лбу.