– Но без очень хорошего окружного прокурора и еще лучшего помощника окружного прокурора кто знает, что бы вышло.
Хоуп улыбнулась:
– Ладно, как бы то ни было, главное – победить.
– И не забыть приехать сюда.
– Да, на некоторое время.
По пути на кухню Хоуп успела заглянуть в офис Чейза и убедилась, что он выглядел точно так же, как тогда, восемь лет назад, в первые месяцы после исчезновения Кассандры. У него был такой вид, будто какая-то неотвязная мысль не покидает его ни на минуту.
– Кассандра спит? – поинтересовалась Хоуп у Элинор.
– Просто дремлет. Хочет быть готовой к завтрашней встрече с Мэлори Мейсон.
– Боюсь, что встреча эта будет мучительной для нее.
– Может, пока ее отложить? – задумалась Элинор. – Не лучше ли дать ей сперва окрепнуть?
– Пожалуй, вы правы, но ведь, может быть, преступник где-то рядом. Возможно, Кэсс удастся хоть что-нибудь вспомнить о личности напавшего.
– А Мэлори Мейсон действительно хороша в своем деле, Хоуп? Тебе это точно известно?
Хоуп улыбнулась:
– Ее репутация известна всем.
– Ну пусть старается изо всех сил. А пока что, Хоуп Тесье, у меня есть план для тебя – шоу в галерее Джейн. Открытие сегодня вечером. Джейн говорит, это будет показ самых необычных картин, какие только она видела в своей жизни.
– Право, Элинор, я не знаю. Я так хотела отдохнуть в тихой семейной обстановке…
– Так ты тоже избегаешь Джейн?
– Нет-нет. Я уверена, что и Кэсс тоже скоро избавится от своего предубеждения.
– Надеюсь, – ответила Элинор. – Пока что я думала сказать Джейн, что Кассандра слишком слаба, чтобы увидеться с ней.
– И это чистая правда. Но возможно, Элинор, она не поверит.
– Ну это мы еще посмотрим. Кстати, о художнике, – ты ведь его знаешь.
– Знаю?
Хоуп нахмурилась:
– Его имя – Николас Вулф. Судя по тому, что он рассказал Джейн, вы встречались тринадцать лет назад в Монтане, на ранчо «Ивы».
Да, правда. И был еще один день, когда мы встретились на Черной Горе. Тот прекрасный и жуткий день.
– Так Ник здесь? И он стал художником?
– Да. Он живет поблизости, в фургоне, в старом поместье Марипоза на Зинфандель-лейн. Это место называется Бельведер. Там он заботится о лошадях хозяина ранчо и пишет картины. Джейн говорит, что у него невероятный талант. Однажды он, зайдя в галерею, попросил Джейн взглянуть на некоторые его полотна. Она не поверила своим глазам. Теперь Джейн просто бредит Николасом Вулфом и его искусством.
– А вы видели его картины, Элинор?
Вы видели его?
– Нет. Пока что никто их не видел, кроме Джейн. И с Ником я не встречалась, хотя Джейн все время о нем говорит. Во всяком случае, это будет событие. Пойдем со мной, Хоуп, не пожалеешь. Кассандра будет спать, а Чейз работать; Сэмюэл же как всегда задержится на раскопках. Уверяю тебя, Джейн будет в восторге. И Ник, конечно, тоже.
Будет ли?
Все зависит от того, что он лучше всего запомнил – танцы или несчастье, случившееся в тот сентябрьский день…
Черная Гора Сентябрь, девять лет назад
– Есть кое-что, о чем я должна позаботиться, дорогая, чтобы потом уехать с чистой совестью. Ты сможешь слушать свою музыку на всем пути от Сан-Франциско до Кармелла.
– Прекрасно, – пробормотала Хоуп. – Замечательно…
Пять дней взаимных излияний матери и дочери, пять дней вместе. Редкая возможность выговориться, поговорить по-настоящему, как сказала сама Френсис.
– Мне потребуется не больше часа, Хоуп. – Френсис посмотрела на свои инкрустированные бриллиантами часики. – Последняя доставка мебели сегодня. Фургон может прибыть каждую минуту, а я должна проверить мебель, которую распаковали вчера. Ты же пока найдешь солнечное местечко на лугу и почитай немножко одна. Ты же привезла с собой свои любимые романы?
– Нет.
Хоуп собиралась провести следующие пять дней своей жизни, не погружаясь в чужие чувства и приключения… Она хотела жить собственной жизнью, а не жизнью придуманных героинь.
– Ничего страшного, дорогая, в доме полно моих собственных сочинений. Тебе уже семнадцать, и теперь ты достаточно взрослая, чтобы читать их.
– Все в порядке, мама. Мне и так хорошо.
Хоуп чувствовала себя стройной, здоровой и привлекательной – резвящимся бесенком, полным безграничной отваги и бьющей через край радости. Эти луга и предгорья, эти холмы были полны музыки, а сама она могла кружиться и танцевать бесконечно.
Хоуп и в самом деле танцевала и кружилась на лугу, не замечая, что за ней наблюдает пара внимательных глаз.
Глаза эти принадлежали Нику. На лугу, расположенном неподалеку от Черной Горы, Ник видел роскошь, далеко превосходившую даже красоту самой долины в пору сбора урожая. Длинные волосы Хоуп цвета корицы сверкали в солнечных лучах. Они снова были окружены короной золотого солнечного света. Когда Хоуп кружилась, свет танцевал на ее волосах и кружился вместе с ней.
И вот наступил момент, когда веселая и счастливая балерина увидела его. Изящный, грациозный пируэт закончился мгновенной остановкой.
– Ник!
Это был тот самый Ник, которому в тринадцать лет она была способна поверять все свои тайны. Как и тогда, он смотрел на нее пристально и внимательно, но теперь она не смогла бы столь же искренне рассказать о себе и о том, что с ней происходит. А ведь все это время она помнила его и думала о нем…
Взгляд Хоуп задержался на чем-то удивительном, нежном и мягком.
– Какая прелесть!
Она опустилась на колени, погружаясь в море цветов, протянула руки к угольно-черному щенку коккер-спаниеля.