– И все же он это делал.
– Да, делал. – Хоуп помолчала. – Надеюсь, мама и Виктор хорошо проводят лето вместе. Они устроили себе каникулы – мама не пишет, а он не дает концертов. В августе мы все соберемся в имении и проведем там десять дней.
– В имении?
– В имении Тесье в Напа, там, где живет Чейз. Ты знаешь Напа, Ник? Ты бывал там?
Только в своих кошмарах.
– Нет, никогда.
– Если когда-нибудь приедешь и встретишься с Чейзом, вы обязательно должны подняться на самый верх Черной Горы. Оттуда видна вся долина.
– Вся долина? И какая она?
– Довольно большая – около сорока пяти миль. Там рассеяно множество городишек; Напа – самый крупный из них. Дальше расположены города поменьше. – Хоуп улыбнулась светлой, ясной улыбкой. – Право, Ник, ты должен побывать в Напа. Я знаю: тебе там понравится.
Это было удивительное заявление. Она говорила с такой уверенностью! Теперь он угадывал в ней прежнюю Хоуп, походившую на веселого мальчишку-сорванца.
Ник ожидал ее на следующий день, но она не пришла ни тогда, ни потом.
Прошла неделя, десять дней. Хоуп Тесье по-прежнему жила на ранчо «Ивы» и все еще числилась участницей программы «Победа». Иногда Ник видел ее из кораля, сидящую за столом с другими «полевыми жаворонками» и ковырявшую что-то в тарелке. Она ни разу не посмотрела в его сторону.
Нику ее недоставало. Он знал, что это его, а не ее потеря. Хоуп нужно было общаться с другими «жаворонками», смеяться, петь, прыгать от радости, а не делить с ним его грустные воспоминания.
И все же Ник хотел знать, почему Хоуп покинула свое золотое гнездышко. Она где-то скрывалась, но где?
На одиннадцатый день он решил подкараулить Хоуп у ее дома.
– Хоуп!
– Ник! – Она прошептала его имя прежде, чем оглянулась.
– Хоуп, нам надо поговорить.
Они прошли по изумрудной лужайке за ивой и, оказавшись у конюшен, по приставной лестнице забрались на сеновал, в ее излюбленное укрытие. Там они расположились настолько удобно, насколько позволяло небольшое пространство.
Первым заговорил Ник:
– Ты перестала сюда приходить. Почему?
Она ответила честно, и он понимал, что иначе она не смогла бы.
– Все считают, что я веду себя… странно.
– Странно? Почему?
– Они думают, что я твоя… – Хоуп, пожав плечами, покраснела, и это было совсем не похоже на тот румянец, который Ник заметил, когда она спускалась с ивы. Теперь все ее лицо покрылось неровными пятнами, составлявшими странный контраст с бледной кожей.
– Моя кто, Хоуп? – Он почувствовал, как где-то внутри у него запульсировал гнев. Так вот о чем думают эти несносные девчонки! То, чем они тайно тешились, они рассказывали Хоуп, рисовали картины странных сексуальных отношений между ним и ею, а ведь она была столь невинна, что ей и в голову не приходило ничего, кроме дружбы.
– Твоя подружка, – призналась наконец Хоуп. – Именно подружка, а не друг.
Собственно говоря, так оно и было, и Ник очень дорожил этой внезапно обретенной дружбой.
– Мы и есть друзья, разве не так?
– Правда?
– Да, – тихо ответил Ник, – правда. Все в порядке?
– Да, – нерешительно подтвердила она, потом снова пожала плечами. – Все хотят быть твоими подружками.
– Ты имеешь в виду Триш?
Хоуп кивнула:
– Остальные тоже.
– Триш мне не подходит.
– Слишком молода! – Хоуп произнесла эти слова с твердой убежденностью, серьезно и спокойно.
– В каком-то смысле да, – нехотя согласился Ник. Они все были слишком молоды для него, эти испорченные богатые наследницы.
– Я думаю, Сабрина тебе подходит больше, она твой тип, – продолжала маленькая собеседница Ника. – И она такая хорошенькая… – Закончить фразу Хоуп помешало смущение. Незнакомое ей прежде напряжение возникло в воздухе.
– Я не собираюсь флиртовать с Сабриной или с кем-нибудь другим, во всяком случае, этим летом.
Теперь Хоуп казалась ему старше: возможно, оттого, что похудела, ее личико стало почти прозрачным и не по годам мудрым. Похоже, она поняла одиночество отвержения, поняла, что означает никогда не чувствовать себя желанным, – его одиночество.
– Может быть, ты бросишь курить? – неожиданно сказала она.
– Курить? Почему?
– Это облегчило бы дело. Все считают тебя ужасно сексуальным, когда ты куришь.
– Пожалуй, это достаточное основание, чтобы бросить.
– Правда? Ты действительно согласен?
– Тебе не нравится, что я курю?
– Нет, но, конечно, не в этом дело. Я хочу сказать, это ведь вредно, и тебе тоже.
– Ладно, – пробормотал Ник. – Обещаю, что никогда больше не буду курить в твоем присутствии.
Их встречи возобновились – «дружба между ланью и волком», как определила их про себя Хоуп. Она рассказывала Нику о себе, Ник же поведал ей то немногое, что считал возможным открыть ей: он знал, что Хоуп не употребит его откровенность во зло, но ему не хотелось обременять ее юную душу своими тяготами, не хотелось отравлять ее своей печалью, с которой он никогда не расставался. Впрочем, многого она все равно не поняла бы.
За несколько дней до того, как летний лагерь должен был благополучно прекратить свое существование, Ник обнаружил Хоуп на сеновале, углубленную в какие-то свои мысли и явно опечаленную.
– В чем дело?
Она подняла на него глаза – в этот момент она и вправду была похожа на испуганную лань.
– Я тут кое-что написала, но…
– В чем дело?
– В одном из последних заданий программы «Победа» требуется показать, насколько возросло самоуважение участниц. Сегодня днем я должна изложить Сабрине, что я о себе думаю.
Нику очень хотелось помочь своему недавно обретенному другу, и он непременно бы это сделал, если бы знал как.