Выйдя из дома, они миновали лиловые кисти вистерии и не спеша направились к пастбищу, где гривастые подопечные Ника паслись в лиловатых сумерках ноябрьского дня.
– Расскажи, как вы с Молли нашли друг друга?
– Очень просто. Я тогда работал на ранчо, где разводили породистых лошадей. Владельцы ранчо разводили также спаниелей. Я много раз наблюдал рождение жеребенка, но никогда не видел, как щенится сука, и мне хотелось посмотреть на это. В тот раз весь помет состоял из прекрасных здоровых щенков, за исключением одного. Это и была Молли. Она оказалась крошечной и такой слабой, что не могла даже подползти к матери, не говоря уже о том, чтобы сражаться за обладание соском.
– И тебе предложили выходить ее.
Ник заколебался. «Да, Хоуп, все произошло именно так». Эти слова уже готовы были сорваться у него с языка. Но он понимал, что Хоуп Тесье знала не понаслышке о человеческой жестокости.
– Владелец попросил меня, точнее, приказал избавиться от маленького урода.
– Избавиться от Молли?
– Просто выбросить ее в мусорный бак по пути домой.
Одна, слепая и голодная в ночном холоде…
– Не могу поверить…
– Неужели? – Ник услышал в своем голосе холод, подобный тому холоду, что мог без труда погубить крошечного щенка. – Ты не можешь поверить, что бывают случаи, когда младенцев бросают, оставляя на верную смерть? Но так случается везде и постоянно – уж ты-то должна это знать, Хоуп.
– Да. – Она нахмурилась. – Пожалуй, ты прав.
Их прогулка по направлению к золотистому пастбищу была неторопливой, как и их разговор.
– Тебя беспокоят предварительные слушания?
Ее золотисто-рыжая грива дрогнула – она была удивлена, что он знает.
– Да, очень. Ты, наверное, видел новости по телевизору? Как жаль, что я их не смотрела. Когда Мэлори позвонила сегодня утром, я была совсем не подготовлена к таким известиям. Мэлори – это окружной прокурор, и она хочет, чтобы я подготовила Кассандру к перекрестному допросу и написала ее свидетельские показания.
– Ты не хочешь этого делать?
– Не совсем так… – Хоуп пожала плечами, не зная, как выразить свою мысль.
– Ты думаешь о том, что этот Роберт будет стараться оскорбить ее, заставит появиться перед публикой, в то время как она так больна и истерзана?
– Да, – согласилась Хоуп. – Я долго пыталась понять, почему это меня так беспокоит, и только сейчас нашла ответ: Роберт хочет еще больше унизить Кэсс, а Мэлори и я будем в этом участвовать.
– А не могут Кассандра и ее врач сказать, что она пока еще не в состоянии давать показания?
– Доктора могли бы сделать это, но Кэсс отказывается. Она не хочет откладывать процесс.
Неожиданно на лице Ника появилась широкая улыбка. И он уверенно произнес:
– Если ты не можешь уговорить Кассандру попросить отсрочки слушаний, ты должна подготовить ее к любой пакости, которую может себе позволить Люциан Ллойд. В этом и состоит дружба, Хоуп. Тогда ты не будешь участницей заговора, а станешь опорой своей подзащитной.
Слова эти прозвучали как ласка под серо-лиловым ноябрьским небом. Они уже дошли до пастбища. Густая высокая трава его была цвета чуть позолоченных изумрудов, а лошади – цвета осени: в их окраске переливались золотой, каштановый и серовато-коричневый тона. Это были великолепные животные, и они, узнав Ника, бросились к нему, как игривые щенки.
У Ника не хватало рук, чтобы сразу погладить их бархатистые шеи, и тогда Хоуп тоже принялась гладить лошадей и шептать им нежные слова.
– Кажется, ты научилась обращаться с ними?
Этот голос, нежный и едва слышный, был предназначен для нее.
– Да, – призналась Хоуп, – верно. Я брала уроки верховой езды, пока училась в юридическом колледже. Теперь я езжу верхом, как только мне представляется такая возможность.
– Если у тебя будет настроение, Хоуп, я мог бы помочь тебе приручить этих четверых плутов.
– Правда?
– Ты хочешь?
– Я хочу, Ник.
Очень, очень хочу.
Черная Гора Суббота, семнадцатое ноября
Они сидели в углу кремово-лиловой кухни за круглым полированным деревянным столом, в блестящей поверхности которого отражался дымящийся кофейник и еще теплые булочки с черникой. Канареечно-желтый блокнот Хоуп был почти полностью исписан – то были строки, предназначенные для Кассандры. Теперь ей следовало внимательно просмотреть их, а возможно, и выучить наизусть.
– Начнем с самого простого, – сказала Хоуп. – Тебе нужна мантра.
– Мантра?
– Да. Ты должна повторять про себя что-нибудь утешительное, пока Люциан Ллойд будет подвергать тебя перекрестному допросу.
– Значит, я буду нуждаться в утешении?
– Вне всякого сомнения. Столь же уважаемый, сколь и подлый, мистер Ллойд будет стараться вывести тебя из равновесия, расстроить. Для этого он не побрезгует ничем. Слышишь, Кассандра? Ничем. Включая нападки на тебя лично. Правда, это и все, что он может сделать, потому что ты не совершила ничего дурного. Но он все равно будет доводить тебя до белого каления. Он постарается привести тебя в ярость; твоя же задача – оставаться спокойной.
– Отсюда мы извлечем мантру, – задумчиво сказала Кассандра, разглядывая булочку. – Как насчет «Хоуп» или «Друг»? Или лучше: «Хоуп – мой друг»? – Ее огромные синие глаза наполнились слезами. – Черт возьми! Я давно хочу тебе это сказать, Хоуп Тесье! Я скучала по тебе!
– Кэсс! – Хоуп, сама готовая заплакать, глубоко вздохнула. – Я тоже скучала по тебе. Очень-очень.
Кассандра подняла свою исполосованную шрамами головку, и почти прежняя шаловливая улыбка коснулась ее губ.