Чейзу показалось, будто ему дали пощечину.
«Лжешь! – хотелось ему крикнуть, обрушив на нее всю свою ярость. – Ты наверняка лжешь мне!»
Но даже под его пронзительным взглядом Кассандра не дрогнула, и он почувствовал, что она не притворяется.
– Я знаю его?
– Нет, но… Черная Гора останется твоей, Чейз. Навсегда.
Он пожал плечами:
– Поступай как знаешь, Кассандра.
О! Чейз! Я не могу поступить как хотела бы!
– Я должна уехать.
– Позволь мне по крайней мере помочь отнести к машине твои сумки.
Ее пожитки не были тяжелыми – перышки, которыми она скрывала шрамы, полученные в жизненных битвах.
– Спасибо, но я и сама смогла бы.
Пристальный взгляд Чейза, устремленный на нее, как ей показалось, длился невероятно долго, и наконец – очень тихо – Чейз сказал:
– Черт бы тебя побрал, Кассандра!
Потом, пройдя через комнату, он взял ее сумки.
Черная Гора Суббота, десятое ноября
Полная любви и дружелюбия, Элинор приехала, нагруженная сандвичами, супом и другой снедью. То была просьба Чейза. Он сам готовил для Кассандры и пытался кормить ее, однако…
– Она дичится меня, Элинор. Хоуп приедет сегодня днем, но вы лучше разбираетесь в этих вещах.
Элинор различила в его тоне то самое тихое отчаяние, которое когда-то, много лет назад, звучало и в ее голосе: тогда ее любимого Эндрю у нее отнимала эта чертова болезнь Альцгеймера, и она не могла достучаться до него, несмотря на всю свою любовь и преданность.
– Не падайте духом, Чейз. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
Комната, в которой теперь жила Кассандра, раньше предназначалась для гостей, а Чейз теперь спал на первом этаже, поблизости от нее, на случай, если ей что-нибудь понадобится.
Элинор застала Кассандру сидящей у огромного, от потолка до пола, французского окна. Она смотрела на пышные розы в хрустальной вазе и, по-видимому, зябла, потому что была закутана в несколько одеял.
– Тук-тук! – весело пропела Элинор, стараясь не замечать, насколько изможденной и усталой выглядела эта молодая женщина, к которой она когда-то привязалась всей душой. – Не вставайте ни в коем случае!
– О! Элинор! – одновременно смеясь и плача от неожиданности, прошептала Кассандра.
Эти слезы. То же случилось и когда в ее больничную палату вошла Хоуп. Они обе плакали тогда.
– Хоуп мне говорила, что ваши первые слова, обращенные к ней, были словами гордости и восхищения. И мы все гордимся вами, Кассандра…
– Право же, я этого не заслужила.
– Разве? А как же все эти академические награды?
– Только номинации, Элинор.
– Во-первых, одну премию вы уже получили, а во-вторых, можете называть меня старомодной, можете даже сказать, что я ископаемое, но я ценю вашу отвагу, вашу способность рисковать. – Элинор улыбнулась и посмотрела на Кассандру мудрым взглядом сказочной крестной. – Как вы, дорогая?
– Не знаю, что делать со слезами – они словно сами текут из глаз…
– Ну, в слезах нет совершенно ничего дурного.
И все же с вами, Кассандра, творится что-то неладное.
Хоуп предупреждала ее о том, что прежней Кассандры больше нет, но перемена оказалась столь разительной, что Элинор было трудно свыкнуться с ней.
Без сомнения, на то были веские причины. Кассандра послала всем своим подругам прощальные письма в день, когда покинула Черную Гору, – благодарственные письма, полные нежных слов… и уверенности, что никто не будет скучать по ней.
Элинор видела, что Кассандра отчаянно борется, старается одолеть свою немощь и отчаяние, – она нежно улыбалась, отвечая на вопросы Элинор, а когда ее исхудавшие пальцы раздвинули слоеный пирог из одеял, в которые она была укутана, из-под него показался пушистый купальный халат.
– Хоуп накупила мне уйму цветных купальных халатов с начесом и фланелевых ночных рубашек, да еще домашние туфли всех мыслимых и немыслимых цветов, так что теперь мне очень тепло и уютно.
– О, это так чудесно!
Внезапно Кассандра нахмурилась:
– Но у меня нет больше никакой одежды. Правда, сейчас мне больше ничего и не нужно – ведь я в основном лежу в постели.
– Конечно, дорогая. А когда вы будете готовы к выходу на улицу, Джейн, Хоуп и я доставим вам все, что необходимо. Мы будем счастливы совершить набег на магазины и порадуемся своей вакханалии.
Боже, только не Джейн.
Мысль Кассандры столь ясно и отчетливо передалась в выражении ее лица, что Элинор не могла этого не заметить.
– В чем дело, Кэсс?
– Я не могу видеть Джейн.
И не хочу, чтобы она что-нибудь покупала или делала для меня.
Теперь уж смутилась Элинор:
– Не можете видеть Джейн?
– Нет, и даже не знаю почему. Ведь в этом нет никакого смысла, правда? И все же не могли бы вы…
Элинор улыбнулась:
– Сделать так, чтобы ее здесь не было, не задев при этом ее чувств? Конечно, смогу. Вы не увидите Джейн Периш до тех пор, пока сами не будете готовы с ней встретиться.
Элинор замолчала, и на лице ее появилось выражение той самой сказочной крестной, которая когда-то убедила Кассандру провести лето в имении. Это был веселый и невинный, но вполне решительный взгляд миссис Санта-Клаус.
– Как чудесно, что вы снова здесь, ведь скоро Рождество. Я его уже чувствую. Это будет замечательное, изумительное Рождество. Для всех нас.
«Чейз даст шанс и вам тоже, Кассандра» – таков был смысл речи Элинор восемь лет назад. И тогда она была права – Чейз дал ей этот шанс.
Теперь же веселая миссис Санта-Клаус обещала ей то, чего она не могла принять. Кассандра знала, что к Рождеству ее здесь уже не будет: ей неминуемо придется уехать.